— Я думаю, вы удовлетворены вознаграждением за маленькое дело с ожерельем, — прервал он мои мысли. — Вознаграждение за это дело будет, разумеется, больше. Приглашение ко мне прервало ваш отпуск. Как вам понравится шестимесячное путешествие после завершения дела? Поедете, куда хотите, как хотите, и будете делать, что захотите. За мой счет, конечно. Позвольте добавить, что тратить вы сможете тоже сколько угодно.
— Благодарю вас, сэр, — сказал я, — но мне не нужен отпуск. Откровенно говоря, я нахожу встречи с вами гораздо интереснее, чем все, на что я могу надеяться помимо вас.
Лицо его оставалось непроницаемым, но я чувствовал, что он доволен.
— Ну что ж, посмотрим, — ответил он. — Продолжайте, как начали, Джеймс Киркхем, и у вас не будет причин жаловаться на мою скупость.
Он встал. Я поднялся вежливо, Кобхем — осторожно. Сатана несколько мгновений созерцал нас.
— Как вы собираетесь провести вечер? — спросил он меня.
— Кобхем упоминал бридж, — ответил я, — но если у вас есть какие-то другие предложения…
Кобхем ничего подобного не говорил, но он говорил так много, что — я надеялся — решит, что и это сказал. Именно теперь мне не хотелось оставлять Кобхема. Если у Сатаны и была мысль, как я опасался, попросить кого-нибудь из нас сопровождать его, то он передумал. Он кивнул и направился к стене.
— Неплохо бы вам завтра осмотреть «Херувима», — он повернулся к открытой панели. — Познакомьтесь с ним. Спокойной ночи.
Кобхем долгую минуту сидел молча, глядя на то место, где исчез Сатана.
— Хорошо вы придумали, Киркхем, — наконец медленно сказал он. — Не знаю, как вы догадались, но сегодня хватит с меня Сатаны. Очень хорошо придумали!
Он потянулся за бренди. Я улыбнулся — значит, Кобхем все помнил и понял мой маневр. Он налил почти полный бокал бренди и выпил.
— Очень хорошо! — повторил он. Я видел, что бренди быстро действует на него. — Выпейте со мной.
Я налил себе немного. А он опять наполнил и осушил свой бокал.
— Стыдно обращаться с вами, как с ребенком, — бормотал он. — Обращается с вами, будто вы только из колыбели. Вы мужчина, Киркхем, У вас есть мужество. Зачем вас обманывать? Рассказывать сказки? Проклятье, Киркхем, вы заслуживаете правды!
Вот оно! Наступает! То скрытое, зловещее, что я ощущал, готово сорваться с губ Кобхема.
— Выпейте, — сказал я, придвигая графин. — Кто обращается со мной, как с ребенком?
Он пьяно смотрел на меня.
— Вы думаете, газ уложит команду спать? — захихикал он. — Милая колыбельная песенка для бедных, уставших моряков. Сладкая, маленькая, химическая, убийственная песенка, сочиненная папой Сатаной и мамой Кобхемом? Киркхем, клянусь дьяволом, она уложит их спать. Навсегда!
Я налил себе еще бренди и спокойно выпил.
— Ну и что? — спросил я. — Короткий сон или долгий — какая разница?
— Какая разница? Какая разница! — Он посмотрел на меня, потом ударил кулаком по столу. — Клянусь Господом, я был прав! Говорил я Сатане, что у вас есть мужество! Говорил, что не нужно… не нужно путать форм… форм… формулы с вами. Какая разница, говорит он. Выпейте со мной!
Я выпил с ним. Он трясся от хохота.
— Маски! Маски, чтобы люди на «Астарте» не узнали нас позже. Позже! Ха! Ха! Позже! Как хорошо! Дьявол, парень, никакого позже для них не будет!
Комната покачнулась. Что это он говорит?
— Не сразу. Скажем… через двадцать минут. Через двадцать минут… Бах! И взрывается хорошенькая бомба. Джентльменская бомба. Тихая, достойная. Но сильная. Бах! Дно «Астарты» отваливается. Лодок нет. Об этом позаботились едоки кефта. «Астарта» исчезает без следа. Бах! Фьють! Пузыри. Конец!
Он стал пьяно разговорчив.
— Ни… н… ни на минуту не одурачили старину Киркхема. Он не подумал, что Сатана станет рисковать: вдруг кто-нибудь с «Астарты» встретит нас. Расскажет полиции о злых пиратах, захвативших их посреди океана. В ад свидетелей! Это кредо Сатаны. Одной неразгаданной загадкой океана больше. Наилучший способ. Способ Сатаны.
— Что ж, — сказал я, — очень рад слышать это. Я только об этом беспокоился…
Опьянение «соскользнуло» с Кобхема, как сброшенный плащ. Лицо его стало бледным и измученным. Бокал выпал из руки.
Из темного угла комнаты вышел Сатана.
Это кризис. Глубокий. Вне всякого сомнения. Время для быстрого решения, если такое найдется. Меня не беспокоило, что будет с Кобхемом. Если этого бессердечного дьявола тут же потянут в ад, я и пальцем не шевельну. Но я сам мог разделить его судьбу. Если Сатана решит, что я сознательно вытягивал сведения из Кобхема, он не станет спрашивать объяснений. Тот факт, что я не поверил его словам, сам по себе не требует наказания.
Хуже всего, что я поймал его на лжи. Он может решить, что это делает меня бесполезным для него в дальнейшем. Но это не главное. Главное в том, что я заставил его, как говорят китайцы, «потерять лицо». Если Баркер верно догадался о его происхождении, это непростительное преступление. Так или не так, но я знал, что адский интеллект Сатаны облечен в не менее адскую гордость. И эта гордость уязвлена.
Единственный шанс спасения — залечить рану, прежде чем Сатана поймет, что она нанесена. Я вскочил на ноги и пошел навстречу ему.
— Ну, — рассмеялся я, — выдержал я испытание?
Он немедленно клюнул на приманку. Верил ли он, что я так наивен, в конце концов, неважно. Это была именно та ловушка, или скорее эксперимент, который мне следовало ожидать от него.
Я не знал, долго ли он слушал. Намеренно ли оставил со мной Кобхема, чтобы посмотреть, что получится? Все ли слышал? Возможно. Если и так, то я не произнес ни одного слова, которое могло бы вызвать его подозрение. Во всяком случае, согласиться со мной — для него единственный способ сохранить достоинство. Спасти «лицо». Он так и поступил.