Корабль Иштар - Страница 17

Однажды Кентон нашел в себе силы и задал вопрос, который все время возникал в его мозгу. Половина гребцов находилась за линией, разделяющей белую и черную палубы. — Ни Кланет с его свитой, ни Шарейн с ее женщинами не могли пересечь эту границу. А Зачель расхаживал от одного края трюма к другому; другие жрецы тоже, он видел их. И хотя он не видел внизу ни Кланета, ни Джиджи, ни перса, он не сомневался, что они тоже могли бы пройти. Почему же тогда черные одежды не проберутся понизу и не захватят розовую каюту? Почему Шарейн и ее женщины не спустятся в яму и не устроят засаду черной каюте? Почему не пускают в ход свои копья, свои стрелы — через яму в стаю черных жрецов?

Это колдовской корабль, повторил викинг, и на нем лежит не простое заклятье. Умерший раб рассказывал ему, что он был на корабле с того дня, как его спустили боги, и что всегда невидимый загадочный барьер отделял одну половину корабля от другой. Ни копье, ни стрела, ни другой снаряд не могли пересечь этот барьер, если не были посланы рукой бога или богини.

Оставаясь людьми, и тот и другой лагерь бессильны друг перед другом. Есть и другие законы, говорил раб Сигурду. Ни Шарейн, ни Кланет не могут покинуть корабль, когда он приходит в гавань. Женщины Шарейн могут. Черные жрецы тоже, но ненадолго. Скоро они должны вернуться. Корабль тянет их к себе. Что с ними будет, если они не вернутся? Раб не знал, но сказал, что это невозможно, корабль все равно притянет их.

Кентон раздумывал над этим, с болью в спине двигая веслом. Несомненно, корабль создали весьма практичные и экономные божества, они ничего не упустили, ни малейшей подробности, подумал он насмешливо.

Что ж, они создали игру, и у них есть право создавать законы этой игры. Он подумал, сможет ли Шарейн свободно ходить по кораблю от носа до кормы, когда он станет его хозяином. Думая об этом, он услышал рог Зачеля и, довольный, погрузился в забвение, которое приносил сон.

После шестого сна он проснулся с кристально ясным сознанием, с удивительным чувством радости жизни; тело его, свободное от боли, стало гибким и сильным. Он легко и сильно двигал веслом.

— Я предсказывал, что сила придет к тебе из моря, — сказал Сигурд.

Кентон с отсутствующим видом кивнул, его обострившаяся мысль ухватилась за проблему освобождения от цепей.

Что происходит на корабле, когда гребцы спят? Не может ли представиться ему и викингу шанс освободиться, если они не заснут?

Если бы он мог не заснуть!

Но как закрыть уши, если рог льет в них сон, как сирены в древности лили свои смертоносные песни в уши моряков, посмевших приплыть в их владения.

Сирены! В его памяти вспыхнуло приключение остроумного Одиссея. Как его охватило желание услышать песни сирен — но не оставаться с ними. Как приплыл он в их владения, залепил уши своих гребцов растопленным воском, велел им привязать себя к мачте с открытыми ушами — и тогда, проклиная всех, стремясь разорвать путы, сходя с ума от желания прыгнуть в их белые руки, он слышал их чарующие мелодии — и благополучно уплыл от них.

Поднялся ветер — ровный ветер, который заполнил парус корабля и нес его по мягким волнам. Скомандовали сушить весла. Кентон склонился на скамью. Сигурд был в дурном настроении, он стал молчалив, нахмурился, глаза его были устремлены вдаль, он грезил о далеких днях, когда его драккар бороздил Северный океан.

Кентон опустил руки на шелковые тряпки, в которые были завернуты его ноги, пальцы его как бы бесцельно начали отрывать нити, сминать их и собирать в шелковые цилиндрики. Он продолжал работать, викинг не обращал на него внимания. И вот он сделал две пробки. Зажал одну ладони, потер лицо и незаметно всунул пробку в ухо. Немного подождал, закрыл второе ухо. Рев ветра превратился в шепот.

Медленно, незаметно вынул пробки, скрутил еще нити. Снова заткнул уши. Теперь слышалось только слабое далекое бормотанье. Удовлетворенный, он сунул пробки за пояс.

Корабль летел вперед. Вскоре пришли рабы и вылили на них с викингом ведра с водой, принесли им еду и питье.

Перед самым началом сна Кентон опустил голову на скамью, держа в пальцах шелковые цилиндрики. Быстро засунул их в уши. И расслабил все мышцы. Монотонный звук рога превратился в еле слышное жужжание. Но даже и теперь его охватывал сон. Кентон боролся с ним, отгонял его. Жужжание прекратилось. Он слышал, как рядом прошел надсмотрщик, посмотрел ему вслед сквозь сомкнутые ресницы. Надсмотрщик поднялся на корму и исчез в каюте Кланета.

Черная палуба пуста. Как бы ворочаясь во сне, Кентон перевернулся, опустил руку со скамьи, оперся на нее и взглянул на то, что находилось за ним.

Он услышал смех, золотой, звонкий. По краю палубы шла Шарейн, рядом с ней черноволосая Саталу. Шарейн села, распустила волосы, золотое облако рассыпалось по плечам, и она сидела будто под ароматным шелковым красно-золотым тентом. Саталу приподняла золотистую прядь, начала расчесывать ее.

И сквозь эту прекрасную паутину глаза Шарейн устремились на него. Невольно он раскрыл свои, взглянул в ее полураскрытые зрачки. Она удивленно выдохнула, привстала, в изумлении глядя на него.

— Он не спит! — прошептала она.

— Шарейн! — выдохнул он.

Он видел, как краска покрыла ее лицо, оно стало надменным. Она подняла голову, нарочито принюхалась.

— Саталу, — сказала она, — тебе не кажется, что очень воняет из трюма? — Она сморщила нос. — Да, я уверена. Как на старом базаре рабов в Уруке, когда приводили новых рабов.

— Я… я не заметила, госпожа, — запинаясь, ответила Саталу.