Корабль Иштар - Страница 189

К оглавлению

189

Мадемуазель откинула назад голову и безудержно рассмеялась. Она положила свою руку на мою. «Тень злой Дахут Белой! Ален де Карнак, одна из моих теней!»

Лицо де Кераделя оставалось невозмутимым. «Вот как? Теперь я понимаю. Так. Ну, доктор Беннет, если принять вашу теорию о колдовстве, то с какой целью это было сделано?»

Билл ответил: «Вероятно, деньги. Надеюсь со временем узнать точно».

Де Керадель откинулся назад, благосклонно поглядывая на Лоуэлла. Он сказал: «Не обязательно деньги. Цитируя доктора Каранака, возможно, это искусство ради искусства. Проявление истинного художника. Гордость. Некогда я знавал… ну, несомненно, суеверные люди назвали бы ее ведьмой… так вот она гордилась своим мастерством. Это заинтересовало бы вас, доктор Лоуэлл. Дело происходило в Праге…»

Лоуэлл вздрогнул. Де Керадель вежливо продолжал:

— Подлинный художник, она практиковалась в своем мастерстве, или использовала свой разум, или, если предпочитаете, доктор Беннет, исполняла колдовские обряды исключительно ради удовольствия, которое получала как художник. Между прочим, она умела заключать что-то от убитых ею в маленьких кукол, точное подобие убитых, и оживляла этих кукол; и затем они выполняли ее приказания… — Он заботливо наклонился к доктору Лоуэллу: — Вам плохо?

Лоуэлл был бледнее бумаги. Глаза его, устремленные на де Кераделя, были полны ужаса. Он пришел в себя и твердым голосом сказал: «У меня случаются простреленные боли. Ничего страшного. Продолжайте».

Де Керадель продолжил: «Подлинный художник… да, ведьма, доктор Беннет. Но я назвал бы ее не ведьмой, а владелицей древних тайн, утраченной мудрости. Из Праги она отправилась в этот город. Приехав, я попытался отыскать ее. Узнал, где она жила. Но увы! Она и жившая с ней племянница сгорели, со всеми своими куклами, вместе с домом. Загадочный пожар. Откровенно говоря, я почувствовал облегчение. Я немного побаивался этой кукольницы. Не таю зла против тех, кто организовал ее уничтожение, если оно было организовано. В сущности… это может показаться бессердечным, но вы, мой дорогой доктор Лоуэлл, поймете, я уверен… в сущности, я даже благодарен им… если они существуют».

Он взглянул на часы и сказал дочери: «Дорогая, нам пора идти. Мы уже опоздали. Время прошло так приятно, так быстро… — Он помолчал и сказал подчеркнуто, медленно: — Бош бы я обладал той властью, которой обладала она, а она обладала этой власть, я, доктор де Керадель, не боялся бы ее… Если бы я обладал этой властью, ни один из тех, кто мешал мне, становился на моем пути, не прожил бы долго… — Он пристально посмотрел на Лоуэлла, затем на Билла, Элен, наконец на меня… — Я уверен, что даже моя благодарность не спасла бы их, не спасли бы и те, кто их любит».

Наступило молчание. Его нарушил Билл: «Откровенно сказано, де Керадель».

Мадемуазель с улыбкой встала. Элен провела ее в холл. Никто не подумал бы, что они ненавидят друг друга. Пока де Керадель вежливо прощался с Лоуэллом, мадемуазель подошла ко мне. Она прошептала:

— Жду вас завтра, Ален де Карнак. В восемь. У нас есть что сказать друг другу. Не подведите меня.

И что-то сунула мне в руку.

Де Керадель сказал: «Скоро будет готов мой главный эксперимент. Хотел бы, чтобы вы были свидетелем, доктор Лоуэлл. И вы, доктор Каранак. Вам будет особенно интересно. А до того времени — adieu».

Он поцеловал руку Элен, поклонился Биллу. Я подумал со странным предчувствием, почему он не пригласил и их.

У дверей мадемуазель повернулась, слегка коснулась щеки Элен, и сказала: «Вот сюда вас поцелует тень…»

Смех ее прозвучал, как шелест маленьких волн. Она и ее отец сели в ожидавший их автомобиль.

Глава VII
Любовник кукольницы

Бриггс закрыл дверь и ушел. Мы вчетвером молча стояли в холле. Вдруг Элен топнула ногой и яростно заявила: «Будь она проклята! Пыталась заставить меня чувствовать себя рабыней. Как будто я одна из твоих любовниц, Алан, и королева с насмешкой это заметила».

Я улыбнулся, потому что это почти точно совпало с моими мыслями. Она была во гневе:

— Я видела, как она с тобой шепталась. Вероятно, приглашала к себе в любое время. — И стала извиваться, будто надевала спасательный жилет.

Я раскрыл руку и посмотрел, что сунула туда мадемуазель. Чрезвычайно тонкий серебряный браслет, лента в полдюйма, почти такая же гибкая, как тяжелый шелк. В браслете полированный овальный черный камень. На его гладкой верхней грани заполненный каким-то красноватым материалом — символ власти древнего бога океана, у которого было множество имен задолго до того, как греки прозвали его Посейдоном: трезубец, с помощью которого он управляет своими глубинами.

Один из загадочных талисманов смуглого маленького азильско-тарденуазского человека, который семнадцать тысяч лет назад смел с лица земли высокого, светловолосого, голубоглазого кроманьонца; а этот кроманьонец и сам неизвестно откуда появился в Западной Европе. Вдоль серебряной ленты было вырезано изображение крылатой змеи, во рту она держала черный камень.

Да, я знал такие камни и браслеты. Но меня поразило какое-то внутреннее убеждение, что мне знаком именно этот браслет с именно этим камнем. Что я видел их много раз… мог даже прочесть символ… если бы только мог припомнить…

Может быть, если надену на руку, вспомню…

Элен вырвала браслет у меня из рук. Поставила на него ногу и надавила. Сказала: «Сегодня эта дьяволица вторично пытается надеть на тебя свои кандалы».

Я потянулся к браслету, но она оттолкнула его ногой.

189