Корабль Иштар - Страница 79

Кто они, каковы они — я не мог увидеть. Полукруг света, падавшего на ступени и троны, образовал непроницаемый занавес, за которым — абсолютная тьма.

Прозвенел гонг. Наступила тишина. Все двери закрылись; занавес готов был подняться.

Я увидел вверху, на полпути между полом и потолком, шар, напоминающий полную луну. Он был ярко-белым, но, пока я смотрел, половина его потемнела. Правая сторона по-прежнему ярко светилась, а левая — черная — теперь была окружена узким кольцом свечения.

Неожиданно свет снова погас. Только мгновение храм находился в темноте. Опять загорелся свет.

Но теперь тот, кто называл себя Сатаной, был на помосте не один. Рядом с ним стояла фигура, которую мог вызвать из ада лишь сам дьявол.

Это был чернокожий, нагой, если не считать набедренной повязки, человек; с необыкновенно широкими плечами и длинными руками; на плечах и руках вздувались мускулы, а вены выпирали, как толстые веревки. Лицо было с плоским носом, нижняя челюсть выдавалась, вся внешность напоминала обезьяну. Обезьяноподобными были и близко посаженные маленькие глаза, в которых горел дьявольский свет. Рот был похож на трещину, а на лице было написано выражение хищной жестокости.

В руке он держал плеть с петлей, тонкую и длинную, как будто сплетенную из женских волос. Из набедренной повязки торчал нож.

В темноте за мной послышался вздох, одновременно вылетевший из десятков пересохших ртов.

Снова прозвенел гонг.

В круг света вступили два человека.

Один — Консардайн, второй — высокий, безупречно одетый и хорошо сложенный мужчина лет сорока. Он походил на английского джентльмена высокого происхождения. И когда он встал перед черным троном, я услышал гул удивления и жалости скрытой аудитории.

В его позе была галантная беспечность, однако я заметил, как дрогнуло его лицо при виде ужаса, стоящего рядом с Сатаной. Человек достал сигарету из портсигара и закурил; в действиях его видна была выдававшая страх бравада; не мог он сдержать и слабую дрожь руки, державшей спичку. Тем не менее, он затянулся и спокойно встретил взгляд Сатаны.

— Картрайт, — голос Сатаны нарушил молчание, — вы ослушались меня. Вы пытались перечить мне. Вы осмелились противопоставить свою волю моей. Ваше непослушание почти нарушило план, составленный мной. Вы пытались пожать плоды и сбежать от меня. Вы даже задумали предательство. Я не спрашиваю, делали ли вы все это. Я знаю, что это так. Вы сделали. Этого довольно.

— Я не собираюсь защищаться, Сатана, — достаточно хладнокровно ответил человек, названный Картрайтом. — Могу, однако, заметить, что неудобство, причиненное вам, целиком ваша вина. Вы утверждаете, что ваша мысль совершенна. Однако вы подобрали плохое орудие. Если орудие, подобранное ремесленником, не выполняет задачу, кого нужно винить: орудие или ремесленника?

— Орудие винить нельзя, — ответил Сатана. — Но что делает ремесленник с таким орудием? Не использует больше. Он его уничтожает.

— Нет, — сказал Картрайт, — хороший ремесленник использует его для работы, которую оно может выполнить.

— Нет, если у него большой выбор хороших орудий, — ответил Сатана.

— Ваша власть, — сказал Картрайт. — Но я вам ответил. Я просто ошибка в ваших рассуждениях. Если же ваши рассуждения безупречны, как вы хвастаете, значит, вы сознательно выбрали меня, чтобы я потерпел неудачу. В любом случае наказывайте себя, Сатана, не меня!

Долгие мгновения одетая в черное фигура смотрела на него. Картрайт смело встретил этот взгляд.

— Прошу только справедливости, — сказал он. — Я не прошу у вас милосердия, Сатана.

— Нет… пока, — ответил Сатана медленно, сверкающие глаза стали холодными и суровыми, и снова вздох донесся до меня из темноты храма.

Наступила еще одна бесконечная минута тишины.

— Картрайт, вы дали ответ, — прогремел органный голос без всякого выражения. — За этот ответ вы будете вознаграждены. Вы напомнили мне, что мудрый ремесленник использует дурное орудие только для такой работы, которую оно может выполнить, не ломаясь. Я дам вам эту работу.

Вот мое решение, Картрайт. Вы наступите на четыре следа. Теперь же. И на все четыре. Прежде всего вы получите свой шанс выиграть корону, скипетр и земную империю, которую они несут с собой. Если четыре следа, на которые вы наступите, все счастливые.

Если вы наступите на три счастливых следа и на один мой — я прощу вас. Это признание определенной справедливости вашего сравнения с ремесленником и неудачно подобранным орудием.

Я видел, как уменьшилась напряженность Картрайта, тень облегчения прошла по его лицу.

— Если вы наступите на два счастливых и два моих следа, я дам вам выбор: либо быстрая и милосердная смерть, либо присоединение к моим рабам кефта. Короче говоря, Картрайт, вы должны будете выбрать между уничтожением тела и медленным разрушением души. Это милосердие я проявляю к вам в признание истинности ваших слов: ремесленник подбирает для орудия дело, в котором оно принесет пользу.

Снова вздох, лицо Картрайта побледнело.

— Мы подходим к последней возможности — в своем, путешествии вверх вы наступаете на троих моих привередливых маленьких слуг. В этом случае, — голос вызывал дрожь, — в этом случае, Картрайт, вы умрете. Вы умрете от рук Санчала, от его плети. Не одной смертью, Картрайт. Нет, тысячью смертей. Медленно и в мучениях петля Санчала будет подтягивать вас к порогу ворот смерти. Медленно и с мучениями он будет возвращать вас к жизни. Снова и снова… и снова… и снова… пока наконец ваша изорванная душа найдет силы не возвращаться и, скуля, переползет через этот порог, и ворота закроются за ней… Навсегда! Таково мое решение! Такова моя воля! Да будет по сему!